Двадцать третье февраля превратилось в импровизированный зимний карнавал мужественности и товарищества. В моём календаре импресарио дата занимает нишу «ледяного майского дня»: температура низкая, душевная термальность высока.
По городам России грянувший салют задаёт тон, в Минске барабанные роты кадетов маршируют вдоль проспекта, в Алматы разносится звон домбры, а в Бишкеке курсанты готовят плов под открытым небом.
Зачем нужен праздник
Символический пласт даты давно вышел за пределы сугубо военного контекста. Формируются коллективные обряды признания мужества, а заодно повод провести корпоратив, дворовый «агон» — термин античных афинян для соревнования — или семейный выезд на дачу.
Представители разных возрастов ждут панегирик — торжественную похвалу — в адрес личных побед. Женская половина аудитории, разрабатывая сценарии, ищет свежие идеи, стремясь соединить уважение и озорство.
Фольклор и символика
Три цвета доминируют в декоре — хаки, алый, белый. Хаки отсылает к полевым шинелям, алый символизирует кровь предков, белый несёт чистоту присяги. Кортавый аккордеон вкупе с маршем «Прощание славянки» создаёт аналог самовращающейся юлы памяти.
В селах Оренбуржья участники шествия растягивают импровизированный штандарт длиною сорок метров, увешанный колосьями. В щебетанье казахстанских степей к штандарту прикрепляют верблюжьи колокольчики, придавая процессии степенную музыкальность.
Игровой арсенал
Мой излюбленный трюк для офисов называется «Катапульта обаяния». Участники мастерят из канцелярских резинок платформу, затем запускают бумажные сердца к портрету полководца. Зрители измеряют дальность рулеткой, оратор-песнопевец вручает пряники-ордена.
На колледжных площадках работает «вертуш». Состязание представляет собой круговую эстафету, включающую бросок валенка, силомер и читку строевого стиха. Передвижение команд задаётся колоколом с рычажным механизмом, создающим ритм без диджея.
Для семейных дворовых встреч предлагаю «Северный боулинг». В снежную площадку вбивается ряд поленьев, шар из уплотнённого снега выполняет роль кегельбана. Побеждает участник, сбивший максимум чурок за три броска.
Водружение самоварного трона под финал праздника поднимает градус сплочённости. Презентация горячего сбитня сочетается с пантомимой «На привале», где каждый изображает казарменную историю в стиле катахрезы — приём, когда предмету приписывается чужое свойство.
Минский формат держится кордебалетом курсантов и дефиле ретро-техники. Кишинёв предпочитает выставку боевых барабанов времён Александра I, под которую звучит пластиночный краколет короля фокстрота Леонида Утёсова. Баку выводит на набережную юных нартов в черкесках, угощая гостей пахлавой и чигир-чаем с гранатом.
Киргизская столица устраивает конные пробеги на дистанцию двадцать три километра. Верховые дружины шутливо дерутся калканами — лёгкими деревянными щитами — и разбрасывают лепёшки с сюрпризами: орех, купон на кино, половинка dried fruit.
В Ярославле зародилась мода на «февральские оратории». Хор заводит архаический распев «Солдатушки, бравы ребятушки», после чего перкуссия ноутбуков и кастрюль придаёт действу урбан-фолк оттенок.
Завершаю обзор ельцинским тостом: «Мир дому, мужество сердцам». Пусть каждый режиссёр торжества сохраняет дерзость фантазии, но помнит правило: центр сценария — участник, а не реквизит. Тогда фейерверк эмоций вспыхнет ярче реального огня.
