Пока европейские гирлянды гаснут за январским поворотом, азиатская рождественская палитра разгорается иными красками. Я, режиссёр интерактивных шоу, ежегодно прячу блокнот в чемодан и лечу на восток за свежими сценарными нотами. Там рождественский вечер нередко напоминает сочный карнавал, где фольклор вступает в дуэт с техникой, а конкурсная энергия пронизывает воздух, подобно хабанере на кубической сцене.
Филиппинский калейдоскоп
Манильские кварталы заливает сияние «пароль» — звёзд-фонарей из бамбуковых реек и рисовой бумаги. Я приглашаю зрителей к мастер-батлу: кто соберёт самый хитроумный узор внутри звезды. Побуждение к участию подкрепляю гадьянгом — местным фанфэром размером с аккордеон, хвост фанфэра разливается пузырями света, что создаёт иллюзию объёмного эха. Праздничная месса Simbang Gabi звучит до рассвета, а перед храмами возникает культурно, круг свободного пения. Там я ловлю импровизационные обороты для своего вокального квеста: одному участнику достаётся бас, другому панциг — редкий носовой регистр. Коммуникативный ледник тает мгновенно.
Японский урбан-шарм
В Осаке рождественский гуайресу — улица-ярмарка, где кварталы превращаются в фасадный экран для видеомэппинга. Конкурс «Динамическая ёлка» строится на принципе полиспаста — механизма, позволяющего поднимать декорацию единой тягой. Игроки, держащие канаты, фактически дирижируют световым оркестром. На финише каждый видит «ёдзуцу» — изображение бамбуковой свирели, напечатанное неоном. Традиция курицы KFC давно сменилась бодрым «караге-ранчо»: уличные точки соревнуются, чей маринад вытянет интенсивнейший унисон перца и лайма. Победителя определяет «шумомер счастья» — прибор, реагирующий на общий уровень восторга публики.
Южнокорейское световое ревю
В Сеуле декабрьская магистраль Мёндон напоминает дековиль — узкоколейку, где вместо вагонов катятся платформы-сцены. Я ставлю турнир «К-поп караван»: каждая платформа представляет район, гости голосуют фан-палетками, похожими на мини-таби. Финальный аккорд — «сонгпхён-баттл»: команды лепят рисовые клёцки в форме собственных логотипов и тут же отправляют их в паровые бочки. Всплеск ароматного пара служит естественным конфетти.
Дальше заглядываю в гоанские дворы. Индийская «мисса де галло» проходит под тамтамы и гитару. В перерывах разворачиваю игру «Кусон-фьюжн»: участники собирают ассорти из кэклас (жареные витые печенья) и фени (кокосовый ликёр), пытаясь предугадать самый удачный баланс сладости и остроты. Побеждает команда, выжавшая максимальный «семи-нотный хрум» — особый хруст, фиксируемый сенсором давления.
Бейрутский декабрь дышит кадильным кедром, а сцену озаряют медные лампы «канун». Там я провожу «мауал-импровиз» — вокальное состязание на полутона. Термин «мауал» обозначает свободный мелизматический разбег, схожий с джазовым скэтом. Победителя определяет электронный мидасометр, считывающий спектр обертонов.
Сингапур дарит хай-тек-площадку Gardens by the Bay. Ультрадлинные гирлянды поднимаются вдоль супер-деревьев по принципу анфилады — переходной схемы зал, при которой зритель двигается от ядра к периферии через арки. Здесь я устраиваю марафон «Гирлянда без конца»: команды вплетают в световую цепь интерактивные кубы. Кубы снабжены гиротропами — сенсорами поворота, реагирующими на аплодисменты. Чем ритмичнее ладони, тем выше пульсирует свет. Финальный гала-эффект виден даже с рейса, заходящего на посадку в Чанги.
Так рождественский глобус подаёт свежие идеи для любых сценариев. Мне остаётся только вовремя открыть блокнот — и словить ещё одну искру там, где меридианы встречаются с тропиками.
